В апреле в Новосибирске открылось уникальное для региона предприятие - завод по производству наружной рекламы Lampyris. Главная особенность завода Lampyris заключается в том, что это единственное предприятие в регионе, осуществляющее полный цикл производства рекламных конструкций различного вида. Завод занимается производством световой рекламы, элементов indoor- и outdoor-оформления, а также изготовлением светодиодных светильников и световых панелей. Помимо производства продукции, завод Lampyris оказывает услуги по поставке различных материалов для изготовления светотехнической продукции. Один из таких материалов - инновационный материал OK Glass производства корейской компании OK Industry Inc.

OK Glass обладает всеми характеристиками для успешного применения в светотехнической отрасли и значительно превосходит по соотношению «цена - качество» ряд аналогичных материалов, представленных на рынке.

Зачем нужны светорассеивающие материалы?

Производство светотехнической продукции, будь то световая реклама, элементы освещения или декорирования помещений и прилегающих территорий, невозможно без применения качественного светорассеивающего материала. Без него (или же в случае использования некачественного материала) изготовление световой рекламной конструкции может привести к таким нежелательным результатам, как значительные светопотери и точечное свечение светодиодной подсветки. Последствием использования пластика, который не обеспечивает должный уровень светорассеивания внутренней подсветки вывески, может стать и видимость отдельных источников света в готовом изделии, что негативно отразится на внешнем виде и эстетичности изделия.

Путем применения светорассеивающего материала для изготовления лицевой поверхности вывески мы снижаем до минимума световые потери и гарантируем, что свет от внутренней подсветки рекламной конструкции будет восприниматься как равномерное свечение. К тому же, качественный материал маскирует (делает невидимым) источник света и обеспечивает аккуратное, элегантное исполнение световой конструкции.

Какие светорассеивающие материалы применяются сегодня?

На первый взгляд, используемые в светотехнике материалы практически одинаковы, но если сравнивать их характеристики, то окажется, что выбрать оптимальный вариант не так просто: у каждого из них есть свои плюсы и минусы.

Так, например, светотехнический акрил, обладая уровнем светопропускания от 50 до 75%, склонен к поверхностным повреждениям, что усложняет его транспортировку и монтаж конструкций из него.

Светотехнический полистирол обладает большей ударной прочностью, меньшим весом и стоимостью по сравнению с акрилом, полистирол легче обрабатывается, но у него очень низкое светопропускание (25%).

Уровень светопропускания непрозрачного стиролакрилонитрила (САН) составляет 30-40%, он легче акрилового стекла и отличается более высокой прочностью на изгиб, но он является одним из самых дорогостоящих светорассеивающих материалов.

Сплошной непрозрачный ПВХ обладает светопропусканием около 88%, он ударопрочный и огнестойкий, но имеет ограничение по температуре эксплуатации до -20°С. К тому же, у этого материала повышенные требования к утилизации, поскольку продукты его дымления и горения опасны для человека и окружающей среды.
ПЭТ - один из самых прочных и эластичных материалов. ПЭТ обладает светопропусканием около 88%. Он характеризуется высокой ударной вязкостью, даже при температурах ниже нуля. Однако при его термоформовании важно четко соблюдать рекомендации производителя, поскольку есть риск помутнения материала.
Сотовый поликарбонат обладает светопропусканием 78-80%, повышенной тепло- и морозостойкостью, но, несмотря на высокую прочность, поверхность материала очень чувствительна к механическим повреждениям.

О недостатках каждого из них можно рассуждать долго, но лучше перейдем к плюсам, а именно - расскажем об инновационном материале OK Glass, производители которого сконцентрировали в нем все преимущества светорассеивающих материалов и минимизировали недостатки. В итоге получился привлекательный по цене материал, обладающий принципиально важными для производства рекламы свойствами.

OK Glass - лучшее сочетание цены и качества

OK Glass обеспечивает максимально возможную комбинацию светопропускания и светорассеивания - 86% и 92,6% соответственно. Данное качество материала позволяет сделать абсолютно невидимым источник света и обеспечить максимально яркое и равномерное свечение всей световой установки, что почти невозможно или крайне сложно при использовании целого ряда других материалов.

Несмотря на то, что в названии фигурирует слово «glass» («стекло»), материал никаким образом не относится к хрупким пластикам, скорее, наоборот! Предел его прочности составляет 550 кг/кв. см, прочность на изгиб - 900 кг/кв. см, а модуль упругости при изгибе равен 28 000 кг/кв. см. Благодаря этим характеристикам OK Glass не требует особых условий при транспортировке, а следовательно, и дополнительных затрат.

Еще одно важное достоинство OK Glass заключается в том, что он отлично поддается всем стандартным методам обработки, включая вакуумную формовку, лазерную резку, фрезерование, пиление, сверление, обработку на термогибочном оборудовании и т. д.. Благодаря особым свойствам OK Glass, вы без труда снизите затраты на заключительную обработку: сварку и склеивание.

На OK Glass также превосходно наносятся пленки и трафаретная печать. Кроме того, OK Glass достойно конкурирует по цене с похожими по свойствам материалами и значительно выигрывает по качеству и легкости обработки.

OK Glass незаменим для производства наружной рекламы. Благодаря удачной комбинации свойств материала, вы можете изготовить из него детали любых форм и размеров и тем самым воплотить в жизнь самые креативные идеи. Вывески, изготовленные из OK Glass, имеют яркую и равномерно освещенную внешнюю поверхность. К тому же, используя OK Glass, вы не только обеспечиваете привлекательный вид рекламного носителя, но и гарантируете его функциональность и долговечность.

Продолжаю публиковать отрывки из статьи про заверения и гарантии для Вестника ЭП. Начало см. (Англия), (США), (Германия) и (Европа в целом).

Основываясь на полученных таким образом познаниях, попробуем разобраться, как регулируются утверждения о фактах, сделанные в связи с договором, в российском праве. При этом мы не будем ограничиваться лишь специально посвященной этому вопросу статьей ГК («Заверения об обстоятельствах»), а рассмотрим более общую картину, то есть обсудим и другие нормы, а также правила, выработанные судебной практикой, которые могут подлежать применению.

Прежде всего надо сказать, что российский ГК в значительной степени основан на немецком ГГУ, так что можно ожидать, что и регулирование будет похожим.

Перечислим нормы ГК, которые потенциально могут оказаться применимыми в случае предоставления недостоверных утверждений о фактах в связи с договором. Многие из них имеют очевидные аналоги среди обсуждавшихся выше норм ГГУ.

Что касается новой специальной статьи ГК, она, как я уже тут , представляет собой довольно странный коктейль из разнородных компонентов, в связи с чем ее интерпретация вызывает серьезные проблемы. Но обо всем по порядку...

6.1 Общие положения обязательственного и договорного права

Согласно ГК, обязательства должны исполняться «надлежащим образом». При неисполнении или ненадлежащем исполнении обязательства должник обязан возместить кредитору убытки, включая упущенную выгоду.

С 1 июня 2015 года кодифицировано правило о «позитивной» модели исчисления убытков за нарушение обязательства («кредитор должен быть поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы обязательство было исполнено надлежащим образом»).

При этом лицо, не исполнившее обязательства либо исполнившее его ненадлежащим образом, по общему правилу несет ответственность лишь при наличии вины (умысла или неосторожности). Однако если речь идет об исполнении обязательства «при осуществлении предпринимательской деятельности», вина или невиновность значения не имеет; лицо освобождается от ответственности только если докажет наличие «непреодолимой силы».

(Напомню, что в Германии убытки за нарушение обязательства взыскиваются лишь при наличии вины.)

Что касается теории «предвидимости» убытков (в английской терминологии), или «адекватности» причинно-следственной связи (в немецкой терминологии), или, более общо, пределов ответственности нарушителя в зависимости от характера рисков (в американской терминологии), то к решению этих проблем ни российский законодатель, ни судебная практика пока даже не приступали.

При желании можно усмотреть зачатки соответствующих правовых теорий в некоторых судебных актах высших инстанций. Президиум ВАС РФ в деле «ВПК Строй» (2013 г.), устанавливая причинно-следственную связь между нарушением ответчиком обязательства и убытками истца, подчеркнул, что любой разумный продавец товара должен «предвидеть», что неисполнение им обязательств может повлечь возникновение ущерба. Судебная коллегия ВС РФ по гражданским делам в деле «Ревенский против Мальнева» (2013 г.) упомянула, что для взыскания убытков причинно-следственная связь между правонарушением и убытками должна быть «прямой (непосредственной)». Впрочем, эти обрывочные формулировки столь неконкретны, что их вряд ли даже можно назвать правовыми позициями.

Помимо того, что существует возможность взыскания убытков, при «существенном нарушении» договора он может быть расторгнут по инициативе пострадавшей стороны, но для этого по общему правилу требуется решение суда.

6.2 Специальные положения договорного права

Как и в Германии, продавец товара в договоре купли-продажи обязан передать покупателю товар «свободным от любых прав третьих лиц». В противном случае покупатель может требовать уменьшения цены или расторжения договора.

Продавец также обязан передать товар, «качество которого соответствует договору», а при отсутствии явной договоренности о качестве товар должен быть пригоден для целей, для которых такой товар «обычно используется», а также для конкретных целей использования покупателем, известных продавцу.

Передаваемый товар должен соответствовать упомянутым требованиям к его качеству в момент (по общему правилу) его передачи, а, кроме того, продавец может предоставить «гарантию качества товара », что означает, что товар должен соответствовать таким требованиям в течение определенного времени (гарантийного срока).

В случае ненадлежащего качества покупатель, как и в Германии, имеет целый букет средств защиты, включая устранение недостатков и уменьшение покупной цены, а в случае «существенного нарушения» - отказ от договора и возврат уплаченной цены.

В ГК этого явно не сказано, но суды обычно считают, что помимо упомянутых в данной статье специальных средств защиты пострадавшая сторона может также предъявить и общее требование о возмещении убытков. Этот тезис, по-видимому, находит поддержку и в новой норме ГК, действующей с 1 июня 2015 года, согласно которой использование кредитором других способов защиты нарушенных прав по общему правилу «не лишает его права требовать от должника возмещения убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства».

Отмечу, что в России, в отличие от Германии, возможность применения положений о качестве товара к акциям и долям в ООО до сих пор считается спорной.

Некоторые суды полагают, что в силу самой правовой природы акций и долей понятие «качества», а значит, и ответственности за передачу товара ненадлежащего качества, к ним неприменимо.

Так, в «деле о некачественной авиакомпании» от 2010 года покупатель купил на торгах 99,8% долей в авиакомпании (существующей в форме ООО). Однако впоследствии покупатель заявил об отказе от договора, поскольку «качество товара ухудшилось», и потребовал возврата покупной цены. По его мнению, «качество» товара в данном случае характеризовалось представленным перед торгами заключение оценщика. (Судя по всему, при более близком изучении финансово-экономического состояния авиакомпании покупатель счел заключение недостоверным, или, во всяком случае, не соответствующим ситуации на момент передачи долей покупателю.)

Суды в трех инстанциях отказали в иске, сочтя, что «истцом избран ненадлежащий способ защиты своих прав». Как указал ФАС Поволжского округа, применение положений ГК о качестве товара недопустимо, поскольку «истцу была продана доля в ООО..., а не конкретное имущество ООО». Размер же доли со дня проведения торгов ничуть не изменился, оставшись равным 99,8%.

Однако существует и противоположная практика.

Например, в «деле об исчезнувшей недвижимости» от 2010 года покупатель купил у государственного предприятия 51% акций мукомольного завода, после чего обнаружил, что в предоставленном ему продавцом акте оценки «в составе имущественного комплекса общества... необоснованно учитывалось 13 объектов недвижимости, собственником которых являются иные лица». Покупатель предъявил иск к продавцу об уменьшении покупной цены и, соответственно, взыскании разницы в пользу покупателя, ссылаясь на положения ГК о качестве товара. Несмотря на возражения ответчика, что «истцом не доказано наличие недостатков в переданном товаре - пакете акций», суды в трех инстанциях разрешили спор в пользу покупателя.

ФАС Уральского округа с одобрением отметил: «Поскольку материалами дела подтверждено, что отсутствие у эмитента права собственности на 13 объектов недвижимости значительно влияет на такие качества проданного товара (пакета акций) как ликвидность и инвестиционная привлекательность и снижает его рыночную стоимость, суд пришел к выводу, что по договору купли-продажи был продан товар ненадлежащего качества».

Представляется, что именно этот подход (согласно которому «качество» акций или долей в капитале общества определяется финансовым состоянием общества) является правильным, поскольку, как видно хотя бы из приведенных примеров, не говоря уже о немецкой практике, именно такой подход позволяет справедливо разрешать возникающие споры.

6.3 Договорная и судебная практика

Весьма важно для разрешения подобных споров то, как написан договор купли-продажи акций или долей.

В деле от 2013 года, которое можно назвать «делом о некачественном телеканале», покупатель купил 56% акций телеканала. По договору покупная цена выплачивалась продавцу частями, причем при выплате второго транша покупатель имел право удержать «суммы нераскрытых покупателю и существовавших на момент заключения договора обязательств общества». В приложении к договору содержался список «заверений и гарантий», включая сведения о непогашенной задолженности телеканала. После передачи акций покупателю он обнаружил наличие у телеканала нераскрытой в договоре задолженности на сумму около 50 млн. рублей. Эту сумму он и удержал из второго транша.

Продавец обратился в суд, требуя взыскать с покупателя недоплаченную часть цены. Суды в трех инстанциях отказали в иске, сославшись на нормы ГК о качестве товара.

ФАС Московского округа указал: «По смыслу приведенных норм [ст. 469, 475, 476 ГК РФ], положения, предусмотренные главой 30 Гражданского кодекса Российской Федерации [«Купля-продажа»], применяются к купле-продаже ценных бумаг если законом не установлены специальные правила их купли-продажи».

Как видим, в данном случае возможность недостоверности отчетности приобретаемой компании была предусмотрена составителями договора, а последствия такой недостоверности были детально урегулированы договором. Это, по сути, не оставило судам возможности решить спор иначе, чем в пользу покупателя.

В целом, однако, следует отметить, что развитой судебной практики по интерпретации и применению подобных положений договоров в России не существует, и результаты судебных споров из таких договоров довольно непредсказуемы. В связи с этим стороны серьезных сделок по приобретению активов, в том числе находящихся в России, часто стремятся избежать юрисдикции российских судов.

С этой целью для владения активами создается иностранная (обычно офшорная) холдинговая компания, и контроль над активами передается путем купли-продажи акций этой компании. При этом договор подчиняется иностранному праву, а споры из договора передаются на рассмотрение иностранного суда (часто это английское право и английские суды, соответственно). Подчеркну, что в данном случае создание офшорной компании мотивировано не стремлением сэкономить на налогах, а лишь потребностью избежать рисков, связанных с неэффективностью российской правовой системы.

Участников оборота, «бегущих» из российской юрисдикции, вполне можно понять. Однако это бегство автоматически ведет к тому, что российские суды лишаются возможности пробрести навыки разрешения соответствующих споров, а российские юристы - пробрести навык составления соответствующих договоров. В результате правовая система так и остается неэффективной. Получается замкнутый круг.

В ходе реформы ГК законодатель предпринял попытку разорвать этот порочный круг. Для этого он имплантировал в ГК (основанный, напомню, на немецкой модели права) некоторые институты, характерные для англо-американского права: «заверения об обстоятельствах» (representations and warranties), «возмещение потерь» (indemnity), «отказ от осуществления права» (waiver) и др.

Насколько удачной оказалась эта попытка - это большой вопрос, который мы отчасти обсудим ниже в отношении заверений об обстоятельствах.

6.4 Признание договора недействительным

Теперь о том, на каких основаниях договор может быть признан недействительным. Для наших целей представляют интерес следующие основания.

Оспорима сделка, совершенная под влиянием существенного заблуждения . Если пострадавшая сторона докажет, что заблуждение возникло «вследствие обстоятельств, за которые отвечает другая сторона», то пострадавшая сторона может требовать возмещения убытков (согласно норме в редакции, вступившей в силу 1 сентября 2013 года).

Также оспорима сделка, совершенная под влиянием обмана . Убытки потерпевшего также подлежат возмещению (согласно норме в той же редакции).

В 2013 году Президиум ВАС РФ выпустил обзор судебной практики, посвященный применению правил о недействительности сделок, совершенных под влиянием существенного заблуждения или обмана, а также насилия, угрозы и или неблагоприятных обстоятельств. В обзоре в качестве примера для подражания приводится ряд казусов, предположительно почерпнутых из этой практики (но, возможно, и вымышленных, поскольку реквизиты дел не приводятся).

В частности, Президиум указал, что «наличие каких-либо иных возможностей защиты нарушенного права истца не исключает признание сделки недействительной при наличии оснований, предусмотренных статьями 178 и 179 ГК РФ».

Иначе говоря, в определенных случаях у истца существует выбор между различными основаниями иска для защиты своих интересов: можно как исходить из действительности договора и требовать, например, его расторжения или уменьшения цены, так и требовать признания договора недействительным с возмещением причиненного ущерба. (Если использовать англо-американскую терминологию, можно сказать, что в таких случаях утверждение о фактах признается одновременно и «заверением», и «гарантией».)

В качестве примера Президиум приводит два казуса.

Один из них можно назвать «делом о неисправном грузовике». При покупке грузовика по условиям договора была проведена диагностика характеристик автомобиля у официального дилера данной марки, показавшая его исправность. Однако впоследствии ввиду постоянных поломок покупатель произвел повторную диагностику, которая выявила неисправность в электронном блоке управления двигателем. Покупатель потребовал признания договора купли-продажи недействительным ввиду существенного заблуждения относительно качеств товара.

Другой можно назвать «делом о подкрученном одометре». При продаже автомобиля продавец заверил покупателя, что пробег автомобиля минимален, о чем свидетельствовали и показания одометра. Однако впоследствии был выявлен износ автомобиля, не соответствующий такому пробегу. Судебная экспертиза обнаружила вмешательство в показания прибора. Покупатель потребовал признания договора купли-продажи недействительным ввиду обмана.

В обоих случаях продавец возражал против признания договора недействительным, ссылаясь на то, что ГК содержит специальные правила, посвященные последствиям товара ненадлежащего качества (уменьшение покупной цены, устранение недостатков товара и др.). Однако суд в обоих случаях разрешил спор в пользу покупателя.

Как подчеркивает Президиум ВАС, «квалификация сделки как недействительной не зависит от наличия иных способов защиты нарушенных прав и законных интересов заинтересованного лица».

В следующем пункте обзора Президиум формулирует позицию, согласно которой обманом может быть признано не только сообщение ложных сведений, но и «умолчании лица об обстоятельствах, о которых оно должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота».

В качестве примера Президиум приводит «дело о российском гражданстве», в котором участник ООО скрыл наличие у него, помимо иностранного, также и российского гражданства. Когда это вскрылось, ООО было лишено таможенных льгот, положенных организациям с иностранными инвестициями, ради которых фальшивого иностранца и включили в состав ООО. По иску российского участника суд признал сделки, направленные на включение «иностранца» в ООО, недействительными и взыскал с «иностранца» ущерб.

Эта позиция (что умолчание может быть обманом), ранее в ГК отсутствующая, была кодифицирована в поправках, вступивших в силу с 1 сентября 2013 года. Обзор был выпущен уже после вступления в силу поправок, но Президиум особо подчеркивает, что данная позиция была сформирована судами на основании «старой» версии ГК.

6.5 Деликтная ответственность

Согласно норме, являющейся основой деликтного права России, причинитель вреда «личности или имуществу гражданина», а также «имуществу юридического лица», должен возместить его «в полном объеме». По общему правилу вред возмещается при наличии вины, но бремя доказывания невиновности лежит на причинителе вреда. Эти правила в целом соответствуют тем, что есть в ГГУ.

В принципе эта формулировка дает возможность требовать возмещения убытков как в случае умышленного обмана, так и в случае неосторожного предоставления недостоверной информации. В последнем случае необходимо продемонстрировать, что у лица, предоставившего информацию была обязанность заботиться о ее достоверности (по отношению к данному получателю).

Поскольку деликт, связанный с каким-либо договором, не является, вообще говоря, нарушением такого договора, то деликтные убытки в этом случае исчисляются по «негативной» модели. Иначе говоря, пострадавший приводится в такое положение, как если бы деликт не был совершен, а не как если бы договор был исполнен.

Кроме того, пострадавшая сторона также требовать возмещения убытков, причиненных злоупотреблением правом другой стороной (согласно норме, действующей с 1 марта 2013 года). Это правило тоже аналогично немецкому.

Следует учитывать, что в России деликтное право находится, по существу, в зачаточном состоянии, так что с взысканием убытков по деликтному иску могут возникнуть проблемы, во всяком случае, если иск не основан на приговоре в уголовном деле о мошенничестве.

Так же, как и в Германии, проблемой может оказаться взыскание «чисто экономического вреда» (не связанного с физической убылью имущества потерпевшего), характерного для коммерческих споров.

6.6 Добросовестность и преддоговорная ответственность

В ходе последних изменений ГК важнейшее значение приобрело понятие добросовестности (столь характерное для немецкого права), ранее игравшее в российском гражданском праве скорее вспомогательную роль.

Первая же статья ГК (в редакции, действующей с 1 марта 2013 года) предписывает всем участникам гражданских правоотношений «действовать добросовестно».

Другая статья (действующая с 1 июня 2015 года) конкретизирует это правило применительно к сторонам обязательства, которым «при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения» предписано «действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга», в том числе «предоставляя друг другу необходимую информацию».

Нетрудно заметить, что эта норма представляет собой несколько расширенный вариант классической нормы ГГУ о добросовестном исполнении обязательств, с добавлением появившихся в ГГУ в 2002 году правил об «учете прав и интересов» контрагента, в том числе при переговорах и деловых контактах.

Поскольку упомянутые нормы в Германии в настоящее время являются законной основой доктрины culpa in contrahendo, то можно заключить, что доктрина преддоговорной ответственности, изобретенная в свое время профессором Иерингом, действует теперь и в России. То же относится и к введенной Имперским Верховным Судом Германии доктрине постдоговорной ответственности (ведь норма ГК распространяется на отношения сторон в том числе и после прекращения обязательства).

Наконец, видимо, чтобы исключить все сомнения в отношении преддоговорной ответственности, с 1 июня 2015 года введена в силу специальная статья ГК, посвященная «переговорам о заключении договора ». Она предписывает сторонам «действовать добросовестно» «при вступлении в переговоры о заключении договора, в ходе их проведения и по их завершении», в том числе не вступать в переговоры без намерения заключить договор и не предоставлять другой стороне «неполной или недостоверной информации». Если сторона ведет или прерывает переговоры недобросовестно, она обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки.

Эта статья является, по сути, более развернутой кодификацией той же доктрины culpa in contrahendo, формулировки которой довольно близки к соответствующей статье европейского Проекта общих подходов (о недобросовестном ведении переговоров), которую мы обсуждали выше.

Заметим, что при желании некоторые зачатки доктрины преддоговорной ответственности можно обнаружить и в «дореформенной» судебной практике, а точнее, в одной из абстрактных правовых позиций, сформулированных ВАС.

В 2011 году Пленум ВАС РФ в своем постановлении по поводу будущей недвижимости указал, что «в случаях когда покупатель подписал договор купли-продажи будущей недвижимой вещи, находясь под влиянием заблуждения относительно того, что содержащихся в нем данных достаточно для индивидуализации предмета договора, он может потребовать от продавца возмещения реального ущерба, причиненного вследствие признания договора незаключенным, если докажет, что заблуждение возникло по вине продавца». Как видим, речь идет об ответственности, возникающей при отсутствии заключенного договора, то есть, по сути, о преддоговорной ответственности за введение в заблуждение партнера по переговорам.

Таким образом, вопросы ответственности за предоставление недостоверных сведений в ходе переговоров о заключении договора в России в настоящее время довольно детально урегулированы. Напомню, что в Германии аналогичные правила являются основанием ответственности за неумышленное сообщение неверной информации партнеру по переговорам.

6.7 «Заверения об обстоятельствах»

Как явствует из вышеизложенного, российское право теперь содержит все те инструменты борьбы с недостоверными утверждениями, которые есть в немецком праве, и даже кое-что сверх того.

Однако на этом российский законодатель не остановился. Он счел нужным ввести в ГК еще одну статью, озаглавленную «Заверения об обстоятельствах» (действует с 1 июня 2015 года). Эта статья представляется наиболее спорным из всех упомянутых новшеств. Обсудим ее в некоторых деталях.

Статья посвящена «заверениям об обстоятельствах », данных в связи с договором (до, после или при его заключении), а точнее, последствиям их недостоверности. Само понятие «заверений об обстоятельствах» не определено, но приведено несколько примеров, являющихся типичными «заверениями и гарантиями» из американского договора, в том числе сведения о финансовом состоянии дающей заверения стороны или третьего лица.

Пункт 1 этой статьи довольно близко напоминает обсуждавшуюся выше статью европейского Проекта общих подходов, посвященную «ответственности за ущерб, причиненный тем, что лицо полагалось на неверную информацию». Как обсуждалось выше, в этой статье Проекта речь идет, по сути, о деликтной ответственности, а формулировки примерно соответствуют английским правилам, касающимся предоставления недостоверных заверений (misrepresentation), включая обманное и неосторожное предоставление таких заверений (representations).

Деликтный характер ответственности по этому пункту находится в хорошем соответствии с тем, что, согласно данной норме ГК, признание договора незаключенным или недействительным не препятствует наступлению такой ответственности. Именно с деликтным характером ответственности связано и требование о том, что предоставившая заверение сторона исходила из того, что другая сторона будет «полагаться» на ее заверения. Наконец, этой трактовке соответствует и название статьи («Заверения об обстоятельствах»), явно являющееся переводом аналогичного английского термина, подразумевающего именно деликтную ответственность.

Правда, в норме (в отличие от ее зарубежных аналогов) не сказано, что нужно еще, чтобы другая сторона действительно полагалась на данные ей заверения. Как показывает сравнение текста действующей нормы с внесенным в Думу законопроектом, изначально такое требование там было, но депутаты его зачем-то исключили.

Несколько неожиданно, в качестве альтернативы возмещения убытков пункт предусматривает возможность требовать выплаты «предусмотренной договором неустойки». Это выглядит довольно странно, учитывая деликтный характер ответственности, а также возможную недействительность договора. Судя по изначальному законопроекту, этот чужеродный фрагмент был добавлен Думой в ходе правки нормы.

Еще более поразительно в свете деликтного, по сути, основания ответственности по пункту 1 выглядит пункт 2 рассматриваемой статьи. Согласно этому пункту, пострадавшая сторона, если заверения имели для нее «существенное значение», «наряду с требованием о возмещении убытков или взыскании неустойки также вправе отказаться от договора, если иное не предусмотрено соглашением сторон».

Здесь явно речь идет уже не о деликте, а о нарушении договорного условия (аналог англо-американской «гарантии», warranty). Этот пункт напоминает положение ГК об отказе от договора купли-продажи в случае «существенного нарушения требований к качеству товара». Отметим, однако, что в данном случае речь идет не только о договорах купли-продажи, а, в принципе, о любых договорах, а для них по общему правилу предусмотрена судебная процедура расторжения договора в случае существенного нарушения.

Пункт 3 дублирует (с добавлением «вместо отказа от договора») положения обсуждавшихся выше статей ГК, согласно которым сторона заключенного под влиянием обмана или существенного заблуждения договора может требовать признания договора недействительным.

В пункте 4 говорится, что правила пунктов 1 и 2 применяются к стороне, предоставившей заверения «при осуществлении предпринимательской деятельности» (а равно в связи с корпоративным договором либо с договором об отчуждении акций или долей), независимо от того, было ли ей известно об их недостоверности, если иное не предусмотрено договором. По существу, речь идет о безвинной ответственности предпринимателей за недостоверность их утверждений.

В части договорной ответственности (по пункту 2) ее безвинный характер не вызывает возражений, но в части деликтной ответственности (по пункту 1) выглядит довольно необычно и не соответствует ни общим российским деликтным правилам, ни европейской практике. (Похожее положение, как обсуждалось выше, действует в праве США, но там оно применяется лишь к заверениям, сделанным в связи с определенными видами договоров.)

Довольно странно также звучит оговорка о том, что действие данного правила может быть исключено соглашением сторон. В отношении неумышленных нарушений это не вызывает возражений. Но не означает ли эта оговорка возможности договорного исключения ответственности также и за умышленный обман? Как показывает изучение исходного законопроекта, и эта неоднозначная фраза тоже была добавлена Думой во втором чтении.

Из формулировки данного пункта остается неясным, в каких случаях правила пунктов 1 и 2 применяются к «обычным» гражданам. Надо ли понимать так, что для применения этих правил требуется, чтобы непредпринимателю «было известно», что его заверение недостоверно? А что, если он об этом не знал, но должен был знать (т.е. узнал бы, если бы проявил разумную заботливость)? Или, может быть, положения пунктов 1 и 2 к «обычным» гражданам вообще не применяются? Ответов на эти животрепещущие вопросы в рассматриваемой норме мы не обнаруживаем.

Наконец, в том же пункте в отношении предпринимателей установлена презумпция того, что предоставившая заверения сторона знала, что другая сторона будет полагаться на эти заверения (это знание, напомню, является одним из элементов правонарушения по пункту 1).

Как видим, в рассматриваемой статье смешаны в довольно причудливый коктейль правила, относящиеся, казалось бы, к двум очень разным видам ответственности, договорной и деликтной.

6.7.2 Как это понимать?

Но как же нам теперь следует понимать эту статью ГК («Заверения об обстоятельствах»)? Принципиально мыслим целый спектр ее интерпретаций.

Быть может, ее авторы мыслили обязательства, возникающие из предоставления недостоверных «заверений об обстоятельствах» как совершенно особые, не относящиеся к ранее известным континентально-европейскому гражданскому праву видам обязательств (из договоров, из деликтов, из неосновательного обогащения)? Тогда «заверения об обстоятельствах» - это новый и оригинальный институт российского права, неизвестный праву других стран мира.

Но стоит ли ради столь специального случая разрушать всю стройную структуру гражданского права? При этом лишая себя возможности применить общие правила, относящиеся к договорам и деликтам, для интерпретации скупых и неоднозначных формулировок новой статьи ГК? И к тому же оказываясь перед необходимостью как-то разрешать коллизию деликтной или договорной ответственности, с одной стороны, и нового вида ответственности за предоставление недостоверных «заверений об обстоятельствах», с другой?

Быть может, авторы нормы не считают соответствующие обязательства относящимся к совершенно новой категории, но принципиально не желают разграничивать деликтную и договорную ответственность за предоставление недостоверных заверений?

Если так, не пытается ли российский законодатель стереть границу между деликтным и договорным правом, обнаруженную некогда лордом Мэнсфилдом? Не возвращаемся ли мы тем самым в XVIII век (английский)? Ведь такой подход, по-видимому, лишает нас возможности провести различие в исчислении убытков в случае различных типов нарушений, прекрасно известное праву других стран: «негативные» или «позитивные» убытки, виновный или безвинный характер ответственности, и т.д.

Между тем совершенно не очевидно, что подход ко всем видам недостоверных утверждений должен быть одинаковым. Исходя из зарубежной практики, включая опыт Англии, США, Германии, а также европейского Проекта общих подходов, скорее очевидно обратное.

Такое и в самом деле нередко случается, но не стоит возводить это в общее правило. Далеко не всегда лицо, сообщающее информацию в связи с договором, имеет намерение дать гарантию ее достоверности, и далеко не всегда лицо, дающее договорную гарантию, имеет цель уверить контрагента в истинности соответствующего утверждения.

Как видно из многочисленных примеров из других юрисдикций, рассмотренных нами выше, очень часто утверждение является заверением, но не гарантией («автомобиль мой»), или, наоборот, гарантией, но не заверением («автомобиль не сломается в течение месяца»). Между тем структура нормы ГК такова, что потерпевшему предоставляются как средства защиты, характерные для внедоговорных заверений, так и средства защиты, характерные для договорных гарантий.

Но, быть может, это и не страшно? Ведь главное - обеспечить надлежащую защиту пострадавшей стороны?

Не забудем, однако, что задача гражданского права - соблюсти баланс интересов всех участников гражданских правоотношений. В данном случае имеет место не ненадлежащая защита, а, наоборот, избыточная, и это несправедливо по отношению к делающей утверждение стороне.

В качестве иллюстрации к этому тезису рассмотрим следующий пример. Иванов, миноритарный акционер АО, продает Петрову акцию АО. При этом Иванов показывает Петрову финансовую отчетность АО, предоставленную Иванову на последнем собрании акционеров. Впоследствии вскрывается недостоверность отчетности АО, и курс акций АО падает. Петров требует от Иванова возмещения убытков. Иванов возражает, указывая на то, что он не давал договорных гарантий достоверности отчетности, а также на то, что, будучи миноритарием, не знал и не мог знать о ее недостоверности.

В соответствии с подходами, действующими в рассмотренных выше зарубежных юрисдикциях, суд, скорее всего, признал бы, что Иванов не несет ни договорной, ни деликтной ответственности за убытки Петрова.

Между тем, судя по формулировкам российской нормы, есть все основания полагать, что отчетность будет признана «заверением об обстоятельствах». А это, видимо, означает, что ее недостоверность влечет полный спектр последствий, характерных как для договорных гарантий (договорные убытки, отказ от договора), так и для внедоговорных заверений (деликтные убытки, признание договора недействительным). Причем, согласно норме, в обоих случаях ответственность имеет безвинный характер.

Отметим кстати, что для взыскания деликтных убытков Петров даже не обязан доказывать, что он полагался на отчетность при совершении сделки. Возможно, он ее и не читал (или даже точно знал о ее недостоверности), а полагался исключительно на мнение своих собственных экспертов, которые убедили его, что стоимость акций непременно вырастет. Это однако, ничего не меняет в его отношениях с Ивановым: согласно норме ГК, Петрову нужно доказать лишь, что Иванов «имел разумные основания исходить из предположения», что Петров положится на его заверения (и, возможно, такие основания действительно были).

Представляется, что все это крайне несправедливо по отношению к Иванову.

Быть может, наконец, статью следует рассматривать как набор специальных норм по отношению к общим нормам деликтного и договорного права, причем разные положения статьи применимы к различным фактическим составам (внедоговорные заверения и договорные обязательства, соответственно)?

В принципе, наличие подобной нормы могло бы быть полезным. Для этого в ней следовало все случаи предоставления недостоверных утверждений в связи с договором расклассифицировать в зависимости от фактического состава (утверждение стало частью договора или не стало; в какой степени утверждение было существенным; недостоверное заверение было умышленным, неосторожным или недостоверным; и т.д.), и для каждого состава указать конкретные правовые последствия или сделать ссылку на общие нормы ГК, применимые в данном случае. Иначе говоря, следовало составить своего рода структурную схему последствий сообщения недостоверных утверждений, подобную схемам, приведенным в настоящей работе в конце каждого из разделов, посвященных различным юрисдикциям.

Отнюдь не очевидно, что авторы статьи ГК имели в виду именно это (а если и имели, то справиться с этой задачей им не удалось). Однако, исходя из соображений целостности права, именно такой концептуальный подход к содержащимся в данной статье ГК правилам представляется единственно возможным. Он, в частности, дает шанс восполнить пробелы и до некоторой степени сгладить несообразности, имеющиеся в рассматриваемой статье ГК.

Если так, то представляется разумным следующее прочтение норм данной статьи ГК.

Положение пункта 1 (за исключением чужеродной вставки насчет неустойки) следует рассматривать как специальную норму по отношению к общим правилам о деликтной ответственности.

Эта специальная норма, подобно своему прообразу из европейского Проекта общих подходов, допускает взыскание деликтных убытков за предоставление недостоверных заверений в связи с заключением договора. Как и ее прообраз, она действует не только в случае умышленного обмана или неумышленного введения в заблуждение, дающих право на признание договора недействительным (на что есть свои собственные специальные нормы), но и в случае недостоверного заверения, не влекущего аннулирования договора.

В соответствии с этой логикой, убытки в данном случае должны исчисляться по «негативной» модели.

Фразу о неустойке желательно в будущем (de lege ferenda) из этого пункта исключить. Вместо нее следует добавить условие (потерянное депутатами в ходе правки законопроекта), что получившая заверения сторона должна была на них разумным образом полагаться. До тех пор судам следует применять это условие через небуквальное толкование нормы.

Далее, положения пункта 2 следует рассматривать как специальную норму по отношению к общим правилам об ответственности за нарушение договора. Соответственно, она подлежит применению лишь в том случае, когда соответствующее «заверение об обстоятельствах» стало частью договора.

Во изменение общего правила, предусматривающего судебную процедуру расторжения договора в случае его существенного нарушения, данная норма предусматривает возможность внесудебного отказа пострадавшей стороны от договора наряду с взысканием убытков (или неустойки).

В соответствии с этой логикой, убытки в данном случае должны исчисляться по «позитивной» модели. По-видимому, данная норма также не препятствует применению положений ГК о качестве товара (например, для уменьшения покупной цены в случае недостоверности финансовой отчетности приобретенной компании).

Упоминание в данном пункте о том, что получившая заверения сторона должна была на них полагаться, в контексте договорной ответственности является чужеродным. В будущем (de lege ferenda) его желательно из этого пункта исключить. Вместо него следует добавить разъяснение, что данный пункт применяется лишь в том случае, когда заверение стало частью сделки, то есть сторона изъявила волю на принятие на себя ответственности за достоверность данного заверения, например, включив его в текст договора.

Пункт 3, по сути, не вносит ничего нового по сравнению с общими правилами признания договора недействительным на основании обмана или существенного заблуждения.

В пункте 4 следует ограничительно толковать оговорку (добавленную депутатами) «если иное не предусмотрено соглашением сторон», не допуская ее применения для исключения ответственности за умышленное предоставление недостоверной информации. Напротив, исключение договором ответственности за неосторожное или, тем более, невиновное предоставление недостоверных заверений не вызывает возражений.

Вообще в будущем (de lege ferenda) этот пункт желательно полностью переписать, рассмотрев отдельно разные виды ответственности и разных субъектов правонарушения.

Правило о деликтной ответственности за невиновное предоставление недостоверных заверений выглядит аномально, и его желательно исключить (в отличие от аналогичного правила для договорной ответственности). Ответственность по пункту 1 должна наступать, лишь если лицо, дающее заверение, знало или в разумном смысле должно было знать о недостоверности заверения (ср. с аналогичной формулировкой в европейском Проекте общих подходов).

Что касается непредпринимателя, исходя из общих норм российского деликтного и договорного права, представляется разумным установить для него оба вида ответственности (деликтную и договорную) лишь при наличии вины, то есть если он знал или должен был знать о недостоверности утверждения.

Следует считать, что если недостоверное утверждение одновременно является и деликтом, и нарушением договора, то пострадавшая сторона имеет право на подачу обоих видов иска, но двойная ответственность за одно и то же нарушение недопустима (то есть истцу в какой-то момент все же придется определиться, требует ли он взыскания деликтных или договорных убытков).

Таким образом, на текущем этапе реформы гражданского права задачей судов в отношении рассматриваемой статьи ГК будет расчленение ее на составляющие. Статью надо путем интерпретации разобрать на отдельные правила, относящиеся различным видам недостоверных утверждений, и определить фактические составы, при которых подлежит применению каждое из таких правил (либо подлежат применению несколько), а также конкретные правовые последствия, наступающие в каждом из случаев. Иначе говоря, имеющуюся в наличии смесь надо снова разделить на компоненты.

Подчеркну, что вышесказанное является лишь мнением автора настоящей работы, не претендующим на истину в последней инстанции, но тем не менее представляющееся самому автору едва ли не единственно возможным разумным подходом к интерпретации обсуждаемой статьи ГК.

Можно заключить, что, если оставить за скобками довольно длинный ряд дефектов и неясностей, содержание новой статьи ГК «Заверения об обстоятельствах» в сухом остатке сводится к следующему.

1) Явным образом введена деликтная ответственность за предоставление недостоверных заверений в связи с договором, в том числе в случаях, когда такое предоставление не дает права пострадавшей стороне на аннулирование договора.

2) Введена возможность внесудебного отказа от договора в случае, когда недостоверное заверение, имеющее существенное значение для получившей его стороны, стало частью договора.

3) Введена безвинная деликтная ответственность предпринимателей за предоставление недостоверных заверений.

Первые два правила возражений не вызывают. Третье не имеет параллелей в зарубежной практике и, как представляется, нуждается в пересмотре.

6.8 Резюме (Россия)

В России все случаи сообщения в связи с неким договором утверждений о фактах, впоследствии оказавшихся недостоверными, можно разделить на следующие категории и подкатегории (для удобства восприятия формулировки несколько обобщены и упрощены).

1) Утверждение является частью договора сторон. Такие утверждения могут квалифицироваться по-разному.

a. В случае договора купли-продажи товара это может быть утверждение, касающееся качества продаваемого товара (ст. 469 ГК). (Те же правила некоторые суды применяют к купле-продаже акций и долей в ООО и к утверждениям о их финансовом состоянии, считая финансовое состояние общества «качеством» данного товара.) В частности, это может быть утверждение, что товар будет соответствовать требованиям к качеству в течение определенного периода в будущем (гарантийного срока) (п. 2 ст. 470 ГК). Требование достоверности подобных утверждений установлено непосредственно законом (гарантия качества товара, ст. 470 ГК). Последствия их недостоверности варьируются в зависимости от обстоятельств.

А именно, покупатель может в различных ситуациях потребовать устранения недостатков, замены товара, уменьшения покупной цены; либо отказаться от договора и потребовать возврата уплаченной суммы (и др.) (ст. 475 ГК).

Кроме того (согласно преобладающей точке зрения), покупатель может потребовать возмещения убытков, причиненных дефектностью товара (ст. 15 ГК).

В случае недостоверности такого утверждения пострадавшая сторона может потребовать возмещения убытков (или взыскания неустойки).

Если такое утверждение имеет существенное значение для другой стороны, она может отказаться от договора.

При этом убытки за нарушение договора исчисляются по «позитивной» модели (абз. 2 п. 2 ст. 393 ГК.) Ответственность предпринимателей за нарушение договора безвинная, «обычных» граждан - при наличии вины (ст. 401 ГК).

2) Утверждение относилось к прошлым или настоящим фактам. Сторона заявляла об истинности этих фактов, имея цель побудить другую сторону к заключению договора. Возможны следующие варианты.

Любая приобретенная техника когда-нибудь ломается. В случае, если поломка произошла в пределах мы смотрим на ситуацию с оптимизмом - ведь у продавца есть по отношению к нам, покупателям, определенные гарантийные обязательства. То есть нам обязаны бесплатно устранить поломку или, на худой конец, вернуть уплаченные деньги. И мы, вооружившись и чеком на купленный товар, спешим в магазин добиваться справедливости.

Но не все так просто. По закону о защите наших с вами потребительских прав, который сейчас стало модно цитировать на каждом шагу, мы можем потребовать бесплатного ремонта, замены гарантийного товара или возврата денег. При этом настаивать именно на ремонте (то есть навязывать нам его) продавец не может по закону. Но на практике в абсолютном большинстве случаев нас с вами отправят в сервисный центр. Мы идем туда в надежде на бесплатный ремонт, но постепенно выясняется, что добиться этого вряд ли удастся. Гарантийные обязательства выполнять никто не торопится. "Специалисты" данного учреждения сделают все, чтобы не признать наш случай гарантийным и предложить ремонт за наш счет.

Почему так происходит? Дело в том, что помимо собственных сервисных мастерских, имеющихся при каждом крупном магазине бытовой техники, существуют так называемые авторизованные сервисные центры. Производители и поставщики техники, как правило, не спешат открывать собственные сервисы (дело это хлопотное и малоприбыльное), а заключают договора с уже существующими мастерскими о том, что данный сервис будет официально ремонтировать товары этой фирмы. Такой сервис называется авторизированным. По договору с производителем или поставщиком сервис обязуется за свой счет ремонтировать гарантийный товар данного производителя. Тот же периодически компенсирует сервису затраты на приобретение запчастей и собственно ремонтные работы.

Но на практике фирма-производитель очень жестко контролирует правомерность такого бесплатного для нас с вами ремонта. Стоит представителю фирмы доказать, что случай не гарантийный - и все расходы по ремонту останутся сервису неоплаченными. По статистике, от 5 до 10 % всех ремонтов не признаются гарантийными. Поэтому, чтобы застраховаться об возможной потери денег, такие сервисы делают все возможное, чтобы свести на нет гарантийные обязательства продавца по отношению к купленному нами товару. Чаще всего для этого нам пытаются доказать, что поломка произошла по нашей вине вследствие неаккуратного обращения или умышленного нанесения повреждений. Любая царапина на корпусе (о более серьезных дефектах уже не говорим) может стать поводом забыть про все гарантийные обязательства. А уж если техника и вправду имеет следы попыток самостоятельного ремонта, дело совсем пропащее - тут нам откажут на вполне законных основаниях.

Ремонт за свой счет, предлагаемый большинству обратившихся, по стоимости сравним с покупкой новой вещи. За счет баснословных сумм ремонта сервис пытается компенсировать свои издержки по неоплаченным гарантийным ремонтам. И обеспечивать гарантийные обязательства магазина перед покупателями - не в его интересах, проще "повесить" эту головную боль на потребителя.

Что же предпринять нам? Лучше всего совсем не иметь дело с сервисными центрами. Сломалась гарантийная техника не по нашей вине - идем в магазин и требуем вернуть нам деньги. Или заменить на другой качественный товар. Если продавец отказывает нам и посылает в сервис, его требования незаконны. Вооружаемся "Законом о защите прав потребителей" (ст. 18) и пишем претензию, заставляем продавца подписать второй экземпляр. Отказывается - отправляем не забыв сделать Письмо нужно отправить с уведомлением о вручении. Гарантийное обязательство на купленный товар включает в себя в течение десятидневного срока провести самостоятельную экспертизу и выяснить причины поломки. Затем он обязан либо выплатить деньги, либо обосновать отказ. При задержке ответа, вдобавок, имеем право "содрать" с него неустойку (один процент стоимости товара в день), а при отсутствии ответа можно обратиться в Роспотребнадзор или в суд. Но чаще всего магазин возвращает деньги, не доводя дело до суда.

Продавец имеет возможность умышленно повредить взятую на экспертизу вещь и свести к нулю все претензии покупателя. Чтобы этого не произошло, лучше обратиться для независимой экспертизы в посторонний центр. В случае правоты покупателя расходы на экспертизу будут удержаны с продавца. Можно также настоять на бесплатной экспертизе в авторизованном сервисном центре (такую услугу там обязаны предоставить по закону).